' >
' >
Полная версия публикации №1203429249

LITERARY.RU РУССКИЙ ОБРАЗ ФРИДРИХА ШИЛЛЕРА. К ДВУХСОТЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ПОЭТА → Версия для печати

Готовая ссылка для списка литературы

Р. Ю. ДАНИЛЕВСКИЙ, РУССКИЙ ОБРАЗ ФРИДРИХА ШИЛЛЕРА. К ДВУХСОТЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ПОЭТА // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 19 февраля 2008. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1203429249&archive=1203491298 (дата обращения: 28.03.2024).

По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):

публикация №1203429249, версия для печати

РУССКИЙ ОБРАЗ ФРИДРИХА ШИЛЛЕРА. К ДВУХСОТЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ПОЭТА


Дата публикации: 19 февраля 2008
Автор: Р. Ю. ДАНИЛЕВСКИЙ
Публикатор: maxim
Источник: (c) http://portalus.ru
Номер публикации: №1203429249 / Жалобы? Ошибка? Выделите проблемный текст и нажмите CTRL+ENTER!


Восприятие в России творчества Фридриха Шиллера (1759 - 1805) - это особая глава в истории русско-зарубежных литературных связей. Ни о каком другом писателе не сказал Ф. М. Достоевский, что "ему было дано не только быть великим всемирным поэтом, но сверх того быть нашим поэтом". В той лее рецензии 1861 года на изданное Н. В. Гербелем "Собрание сочинений Шиллера в переводе русских поэтов", откуда взяты эти строки, далее говорилось: "Поэзия Шиллера доступнее сердцу, чем поэзия Гете и Байрона, и в этом его заслуга, от этого ему многим обязана и русская литература".1 Через пятнадцать лет, в "Дневнике писателя" (1876), Достоевский, отталкиваясь от известного факта присуждения Шиллеру звания почетного гражданина революционной Франции, развивает эту мысль. "Французский конвент 93 года, - пишет он, - посылая патент на право гражданства аи poete allemand Schiller, l'ami de l'humanite (немецкому поэту Шиллеру, другу человечества), хоть и сделал тем прекрасный, величавый и пророческий поступок, но и не подозревал, что на другом краю Европы, в варварской России, этот же Шиллер гораздо национальнее и гораздо роднее варварам русским, чем не только в то время - во Франции, но даже и потом, во все наше столетие, в котором Шиллера, гражданина французского и l'ami de l'humanite, знали во Франции лишь профессора словесности, да и то не все, да и то чуть-чуть. А у нас он, вместе с Жуковским, в душу русскую всосался, клеймо в ней оставил, почти период в истории нашего развития обозначил".2

Относительно популярности Шиллера во Франции Достоевский был не точен. Получив известность у французской театральной публики с 1792 года, когда драматург Жан Ламартельер переделал драму "Разбойники" в революционную пьесу "Робер, атаман разбойников" (за что Шиллер, названный в подписанном Дантоном указе "господином Жиллем", и был удостоен почетного гражданства Французской Республики), немецкий поэт был хорошо известен и Жермене де Сталь, и Б. Констану, и Ламартину, и Стендалю. Однако это влияние действительно не сравнить с историей восприятия Шиллера в России.

Предыстория первых переводов и отзывов, связанных с именем Шиллера, не вполне ясна. Якобы Иван Григорьевич Шварц (1751 - 1784), профессор Московского университета и сподвижник Николая Новикова по масонству, в своих лекциях по немецкому языку и философии поощрял студентов к занятиям переводом и мог при этом упомянуть о только что появившейся драме Шиллера "Разбойники". Якобы также при так называемом "малом


--------------------------------------------------------------------------------

1 Страхов Н. Нечто о Шиллере // Время. 1861. N 2. С. 113 - 114 (цитируемые строки написаны Ф. Достоевским).

2 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1981. Т. 23. С. 3.

стр. 3


--------------------------------------------------------------------------------

дворе" цесаревича Павла Петровича, в Гатчинском дворце, в сентябре 1787 года актерами-любителями из окружения Павла был разыгран первый акт "Дон Карл оса" по тексту журнала "Рейнская Талия" за 1785 год. Эти сведения, сообщенные в свое время Отто Петерсоном в его примечательной книге "Шиллер в России",3 недостоверны. В Гатчине был поставлен не шиллеровский "Дон Карлос", а опера Дм. Бортнянского "Сын-соперник, или Новая Стратоника"; главным персонажем которой действительно являлся тот же самый испанский инфант. Положение нелюбимого и третируемого испанского принца напоминало безотносительно к Шиллеру положение наследника российского престола.

Имеются достоверные свидетельства того, что имя Шиллера становится более или менее известным в России начиная не с восьмидесятых, а с девяностых годов XVIII века, хотя о поэте еще мало знают. В "Московском журнале" (1792, ч. 7, кн. 2) Шиллеру приписывается драма "Юлиана", принадлежащая перу Л. Ф. Губера, друга поэта, а в журнале "Чтение для вкуса, разума и чувствования" (1793, ч. 11) при готической повести "Царица любви и черные сестры" была помещена краткая справка о Шиллере как о предполагаемом авторе. Там сообщалось, что Шиллер, "прославившийся своими сочинениями, почитается теперь в числе первых немецких писателей". Шиллера читает А. Радищев, переводит Г. Державин. К этому времени о Шиллере немало рассказал уже Н. М. Карамзин, который и открыл немецкого поэта для быстро расширявшегося круга русской читающей публики.

В "Московском журнале" (1791 - 1792) Карамзина на страницах "Писем русского путешественника" имя Шиллера появлялось не раз; говорилось там о "Дон Карлосе" и о "Заговоре Фиеско в Генуе". В Париже 1790 вода, где уже началась революция, "русский путешественник", как он рассказывает, пленялся "привлекательными мечтами" Шиллера. В этих словах наверняка полуприкрыт интерес к философской лирике немецкого поэта, столь созвучной своим вольномыслием и жаждой свободы атмосфере восставшего Парижа. Заглавие шиллеровского стихотворения "Идеалы" переводилось по-русски как "Мечты", "Резиньяция" носила первоначально подзаголовок "Фантазия"; возможно также, что и гимн "К Радости" имелся здесь в виду. Лирика Шиллера публиковалась тогда в широко читавшихся журналах "Талия" и "Немецкий Меркурий".

Гимн Шиллера "К Радости" рассыпался мотивами по всей лирике молодого Карамзина ("Ода на счастие", "К милости" и т. д.) и отразился даже в его прозе ("Из записок одного молодого россиянина"). Отзвуки монологов Луизы Миллер из драмы "Коварство и любовь" слышатся в повести "Бедная Лиза".

В начале XIX века Карамзин переводит новаторскую социально-психологическую новеллу Шиллера "Игра судьбы" (1789). В слоге перевода, несколько более спокойном и сдержанном, чем слог оригинала, ощущается уже будущий историк (у Шиллера речь идет о судьбе придворного временщика). Совпадают или очень сближаются взгляды Шиллера и Карамзина на историю - как на нравственный суд над людьми. Для них обоих нравственность важнее политики. Отмечая в "Московских ведомостях" (1795, N 34) выход в свет шиллеровского журнала "Оры", Карамзин почти цитирует программу журнала, составленную Шиллером; он пишет, что цель этого издания "есть та, чтобы возвышать в сердцах людей чувство добра и красоты. Ни слова о политике, ни слова о схоластической метафизике!"


--------------------------------------------------------------------------------

3 См.: Peterson O.P. Schiller in Russland, 1785 - 1805. New York, 1934. S. 118 - 120, 159 - 160.

стр. 4


--------------------------------------------------------------------------------

Театральная история Шиллера началась в России с перевода "Разбойников". Перевод был сделан в 1793 году будущим профессором Московского университета и драматургом Николаем Сандуновым, тогда руководителем театра воспитанников Благородного пансиона при университете. И хотя Н. Сандунов переводил, собственно, не текст Шиллера, а театральную обработку драмы, сделанную берлинским драматургом К. М. Плюмике, пьеса продержалась на русской сцене до 1840-х годов. В ней блистали такие актеры, как Алексей Яковлев, Василий Каратыгин, Павел Мочалов. Этот вариант "Разбойников" был примечателен тем, что в финале, там, где у Шиллера Карл Моор отдает себя в руки правосудия, у Плюмике верный товарищ убивает главного героя со словами: "Моор свободен жил - свободен должен умереть!" Мысль Шиллера о том, что зло нельзя побороть преступлением, здесь была заметно подкорректирована, и в ней был усилен социальный протест.

Пьеса Шиллера оставила глубокий след в сознании нескольких поколений зрителей и способствовала упрочению в России образа Шиллера - бунтаря и свободолюбца. Рано умерший талантливый юноша Андрей Иванович Тургенев (1781 - 1803), старший из известных в русской культуре братьев Тургеневых, писал в дневнике на рубеже XVIII и XIX веков о "разбойническом чувстве", вызванном пьесой Шиллера, чувстве возмущения общественной несправедливостью. После чтения в 1799 году книги Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" Андрей Тургенев делает в дневнике запись о крепостных рабах, в тоне монологов Карла Моора: "Россия! Россия, дражайшее мое отечество, слезами кровавыми оплакивая тебя, тридцать миллионов по тебе рыдают!"

Новый перевод "Разбойников" был сделан в 1809 году московским литератором Федором Ивановым, близким к литературному кружку А. Ф. Мерзлякова, друга покойного уже тогда Андрея Тургенева. И на этот раз был переведен не текст Шиллера. Переводчик обратился к французской переделке Ламартельера.

После гибели Павла I, запретившего поступление всех вообще иностранных книг, в России вновь подымается волна интереса к Шиллеру. В 1802 году переводится гимн "К Радости", до этого числившийся в реестре запрещенных сочинений. Тогда же в журнале московского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств с характерным названием "Новости русской литературы" стали печататься переводы публицистики Шиллера. Там появилась, например, важная для новой, ориентированной на Шекспира театральной эстетики статья поэта, заглавие которой было сформулировано так: "Действие и всеобщее влияние хорошего театра. Из "Талии" г. Шиллера" (позднейшее название: "Театр, рассматриваемый как нравственное учреждение"). Через год Николай Гнедич, будущий переводчик "Илиады", переводит "Заговор Фиеско в Генуе". В начале 1805 года в немецком "Санкт-Петербургском ежемесячнике для развлечения и поучения" ("Sankt-Petersburgische Monatsschrift zur Unterhaltung und Belehrung", 1805, Bd. 1) было подробно пересказано содержание новой драмы Шиллера "Вильгельм Телль".

Сообщение о смерти поэта (9 мая 1805 года) первым из российских журналов напечатал "Вестник Европы" (1805, ч. 1, июнь, с. 253). "Славный немецкий стихотворец Шиллер скончался в Веймаре на сорок пятом году, после девятидневной болезни, от грудной и нервной горячки, - говорилось там. - Германия и вообще любители немецкой литературы потеряли в нем писателя, рожденного украшать век свой". В год смерти поэта в том же журнале (ч. 23, N 19), а также в "Северном вестнике" (ч. 8) был пересказан нек-

стр. 5


--------------------------------------------------------------------------------

ролог Шиллера из VI тома французского либерального журнала "Литературный архив" ("Archives litteraires"). Этим же источником воспользовался автор первой более или менее самостоятельной российской статьи о Шиллере4 - соиздатель московского журнала "Аврора" Яков де Санглен (1776 - 1864), в то время лектор немецкой литературы в Московском университете.

Смерть Шиллера оплакивают русские поэты. Так, Александр Бенитцкий (1782 - 1809), член петербургского Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, пишет стихотворение "Кончина Шиллера", в котором обращается к антикизирующей метафорике веймарского классицизма:

В мирной ограде покоя
Гений рыдает;
Долу повержен, дымится
Пламенник жизни...
Примечательно, что стихотворению предпослан эпиграф из "Разбойников" в переводе Н. Сандунова - свидетельство восприятия произведений Шиллера прежде всего через театр.

"Шиллеровы трагедии пребудут долговечнее всех памятников!" - восклицает "Вестник Европы" (1806, ч. 27, N 9). Кстати, в этом издании впервые появилось известие о том, что поэт работал перед кончиной над трагедией из русской истории - "Димитрий" (1805, ч. 24, N 21). Вскоре в Москве издается перевод "Коварства и любви", выполненный Семеном Смирновым, литератором того же упомянутого Вольного общества и будущим профессором Московского университета. Он же пробует себя в переводе "Дон Карлоса" (одна сцена в "Новостях русской литературы на 1805 год"). Начинает переводиться шиллеровская проза - неоконченный авантюрно-обличительный роман "Духовидец" (перевод 1807 года), новаторская социально-психологическая повесть "Преступник из-за потерянной чести" (перевод В. Жуковского под заглавием "Ожесточенный" - в "Вестнике Европы", 1808, ч. 38; более ранний перевод - "Преступник от бесславия", 1802). Из бумаг тогда уже покойного А. Бенитцкого был извлечен еще один перевод этой повести, а также перевод одной из работ Шиллера по эстетике - "Мысли об употреблении в искусстве обыкновенного и низкого" (обе публикации - в журнале "Цветник" за 1809 и 1810 годы).

В 1809 году к переводчикам поэзии Шиллера присоединяется В. А. Жуковский. Открывается новая страница истории восприятия шиллеровского творчества в России, навсегда связанная с именем этого русского поэта. В "Вестнике Европы", который Жуковский в это время издает, появляются переводы главным образом баллад Шиллера, особенно обильные после окончания Отечественной войны 1812 года ("Кассандра", "Рыцарь Тогенбург", "Граф Гапсбургский" и т. д.). Собственная лирика Жуковского пронизана шиллеровскими образами и реминисценциями. Например, стихотворение "На кончину королевы Виртембергской" (сестры императора Екатерины Павловны, 1819) вобрало в себя мотивы шиллеровской "Надежды" и монолога Тэклы из трагедии "Смерть Валленштейна"; кроме того, там сказалось влияние октав И. В. Гете из "Посвящения" к "Фаусту" и популярной элегии Ш. -Ю. Мильвуа "Падение листьев".


--------------------------------------------------------------------------------

4 Фридрих Шиллер (в оглавлении добавлено: "Эстетическая и философская характеристика его творений") // Аврора. 1805. Т. 1. N 1. С. 64 - 78; N 2. С. 79 - 103.

стр. 6


--------------------------------------------------------------------------------

Стилистика Жуковского абсорбировала мировую поэзию. Образы, созданные Шиллером, встречаются как в произведениях Жуковского, так и в его переписке. Знаменитые строки из его стихотворения "Воспоминание" (1821) "Не говори с тоской их нет, Но с благодарностию были" навеяны ранним диалогом Шиллера "Прогулка под липами", где один из собеседников говорит о прошлом: "Миновало!", а другой возражает: "Почему же не сказать: Было!" В одном из поздних писем (из Баден-Бадена, 1850) Жуковский объясняет П. Плетневу свое нежелание писать мемуары слабостью памяти и приводит образ из "Резиньяции" Шиллера: "... а что жизнеописание без живых подробностей? Мертвый скелет или туманный призрак".5

Современники ставили Жуковскому в заслугу то, что он перенес в русскую поэзию "смелую и резкую пищу немцев" (выражение П. Вяземского, 1819). "Жуковский не только переменяет внешнюю форму нашей поэзии, но даже дает ей совершенно другие свойства ... он дал германический дух нашему языку" - так, несколько патетически, высказался В. Кюхельбекер в своей лекции о русской литературе ("Вестник Европы", 1813, ч. 14).

С 1818 по 1821 год под пером Жуковского возникает шедевр русского переводческого искусства - перевод "Орлеанской девы" Шиллера.6 Посмотрев в 1820 году в Берлине спектакль по этой "романтической трагедии", как сам автор определил ее жанр, Жуковский записал в дневнике: "Действие этой трагедии имеет что-то магическое, отличное от всякого другого действия".7 Жуковский ощутил в шиллеровском творении тот самый романтизм, который выражался для него в магии лирической стихии. Он переосмыслил пафос служения высокой идее освобождения отечества, столь знакомый его поколению, как лирический пафос женской силы и слабости - как стихию женской души. Об этом говорит, в частности, превращение монолога Иоанны (д. IV, явл. 1), в котором она размышляет о тяжести своей миссии, почти в лирическую песню.

Ах! Почто за меч воинственный
Я свой посох отдала
И тобою, дуб таинственный,
Очарована была...
По смыслу перевод очень близок к подлиннику. Но Иоанна у Шиллера горько размышляет о своей судьбе, а у Жуковского она почти плачет напевным русским плачем. Именно "русские средства", по выражению Л. Я. Гинзбург, помогли Жуковскому перевести Шиллера в стилистику "гармонической точности" русской поэзии.8 Трагическое содержание обрело свою, наиболее соответствующую ему русскую лирическую форму.

Из пятнадцати баллад Шиллера Жуковский перевел десять, сделав это в основном на рубеже 1820 - 1830-х годов, и шиллеровские баллады, такие как "Рыцарь Тогенбург", "Кубок" (в оригинале название баллады: "Der Taucher" - "Ныряльщик", или "Водолаз"), "Перчатка", мы знаем с детства по его благозвучным переложениям. В разное время Жуковский брался за перевод остальной драматургии Шиллера - "Дон Карлоса", "Валленштейна", "Димитрия",9 но он остается для нас переводчиком "Орлеанской девы" и баллад.


--------------------------------------------------------------------------------

5 См.: Жуковский В. Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1960. Т. 4. С. 668.

6 "...Одно появление "Орлеанской девы" на русском языке составляет эпоху в нашей драматической поэзии" (Плетнев П. А. Соч. и переписка. СПб., 1885. Т. 1. С. 132).

7 Дневники В. А. Жуковского / С прим. И. А. Бычкова. СПб., 1903. С. 93.

8 См.: Гинзбург Л. О лирике. 2-е изд. Л., 1974. С. 73.

9 См.: Лебедева О. Б. Драматургические опыты В. А. Жуковского. Томск, 1992. См. также: Шаманская Л. П. Жуковский и Шиллер: поэтический перевод в контексте русской литературы. М., 2000.

стр. 7


--------------------------------------------------------------------------------

Отношение Пушкина к Шиллеру - важная глава в истории восприятия Шиллера в России, так как в этом случае мы вправе рассчитывать на особенную проницательность суждений одного гения о другом. Пушкин слышал о Шиллере, конечно, еще в Лицее. Напомним, что поклонником немецкого поэта был друг его В. Кюхельбекер. С "Пуншевой песней" Шиллера сопоставимо пушкинское стихотворение "Заздравный кубок" (181 б),10 хотя оба эти произведения принадлежат к одной и той же широкой традиции европейской "легкой" и "застольной" поэзии. К этой традиции примыкает также и шиллеровский гимн "К Радости", с которым сравнивали "Вакхическую песню" (1825), - в частности, это сделал В. Белинский в статье 1841 года "Разделение поэзии на роды и виды". О внимании лицеистов первого набора к гимну "К Радости" косвенно свидетельствует их собственный гимн - "Прощальная песнь воспитанников Царскосельского Лицея", сочиненный А. Дельвигом в 1817 году. Лицейский гимн был построен по образцу одного из самых популярных тогда произведений русской поэзии - "Певца во стане русских воинов" В. Жуковского, в свою очередь вдохновлявшегося пафосом и структурой гимна "К Радости". В лицейском гимне пелось о защите правды, о гордом терпенье в несчастье. Это были почти цитаты из Шиллера, провозгласившего в своем гимне: "Duldet mutig, Millionen!" ("Терпите мужественно, миллионы!"). Через десятилетие Пушкин обратится с этим же шиллеровским призывом к декабристам - сибирским узникам: "Храните гордое терпенье!"

Из других возможных реминисценций - шиллеровская тема матери-детоубийцы в ранней балладе Пушкина "Романс" ("Под вечер осенью ненастной...") (1814). Эта тема могла прийти к поэту от "Детоубийцы" Шиллера через перевод М. Милонова 1813 года.11 Проводились и другие параллели, например между гекзаметрами Пушкина "Отрок" ("Невод рыбак расстилал по брегу студеного моря...", 1830) и стихотворением Шиллера "Играющий мальчик"; в этом случае посредником между немецким и русским поэтами мог стать В. Кюхельбекер, который в стихотворении "Возраст счастия" (1820) подражал этому шиллеровскому стихотворению.12 Без сомнения, в истории отношения Пушкина к Шиллеру сыграли свою роль переложения Жуковского, появление которых Пушкин встречал с интересом. "Жуковский все еще пишет, - сообщал поэт П. Вяземскому 1 июня 1831 года. - Он перевел несколько баллад Соувея (т. е. Р. Соути. - Р. Д.), Шиллера и Гуланда (т. е. Л. Уланда. - Р. Д.). Между прочим "Водолаза", "Перчатку", "Поликратово кольцо" etc.".13

Отдельной темой остается типологическое схождение в чертах исторической фабулы и в трактовке некоторых образов между трагедиями "Борис Годунов" Пушкина и "Димитрий" Шиллера. Оба автора внесли новый смысл в старый сюжет, показав своих героев на фоне грандиозных исторических событий Смутного времени на Руси. Пройдя школу шекспировской драматургии, оба поэта, Шиллер и Пушкин, глубоко проникли в психологию борьбы за власть, а опыт войн, бунтов и революций XVIII века убедил их в значительности влияния народа на историю страны и на судьбы царей.14


--------------------------------------------------------------------------------

10 См., в частности: Алексеев М. П. Пушкин: Сравнительно-исторические исследования. Л., 1984. С. 349.

11 Ср.: Мать-убийца. С немецк(ого) из Шиллера // Вестник Европы. 1813. Ч. 70. N 13. С. 5 - 7.

12 См.: Кибальник С. А. Источники пушкинского стихотворения "Отрок" // Zeitschrift flir Slawistik. 1987. Bd. 32. H. 1. S. 65 - 69.

13 Пушкин. Полн. собр. соч. [М.; Л.,] 1959. Т. 14. С. 175.

14 См.: Алексеев М. П. Борис Годунов и Дмитрий Самозванец в западноевропейской драме // Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература / Отв. ред. Г. П. Макогоненко, С. А. Фомичев. Л., 1987. С. 362 - 401.

стр. 8


--------------------------------------------------------------------------------

Но основным произведением, по которому можно судить о том, насколько Пушкин был внимателен к Шиллеру, является, конечно, "Евгений Онегин". Самая заметная реминисценция из немецкого поэта - это прощание Татьяны с родными местами перед отъездом в Москву (в седьмой главе романа в стихах). Оно "несомненно навеяно", как считал историк литературы Ю. А. Веселовский, лирической сценой прощания Иоанны с родиной в прологе "Орлеанской девы"15 и, несомненно, добавим мы, этой сценой в интерпретации Жуковского. Стиль шиллеровской медитативной лирики, как его передавал все тот же Жуковский, был привлечен Пушкиным к созданию образа Ленского (в сочетании с французской элегической традицией и с "Вертером" Гете). Юный поэт странствовал, как известно, "под небом Шиллера и Гете" и свято верил в "идеал" - то ключевое понятие "высокого и прекрасного", которое пришло в русскую романтическую поэзию со стихотворением Шиллера "Идеалы". И в этом случае в историю знакомства русских читателей с "Идеалами" Шиллера вмешивается Жуковский, давая свою, скорее лирическую, чем философскую, интерпретацию этого стихотворения ("Мечты. Песня", 1812) и предваряя тем самым характер пушкинского персонажа.

Подобно Вертеру, умирающему над текстом трагедии Г. Э. Лессинга "Эмилия Галотти", Ленский в ночь перед дуэлью также обращается к литературе. Он "при свечке Шиллера открыл". Это как раз и могли быть такие стихотворения, как "Идеалы" и "Резиньяция", в которых сводятся счеты с судьбой. Ламентация Ленского по поводу "златых дней" весны - это то же сожаление об утраченной идеальной Аркадии, с которым вышел в жестокий и лживый мир герой шиллеровской философской лирики. Заметим, что элегическое настроение Ленского, которое Пушкин окрашивает тонкой грустной иронией, было не чуждо и ему самому. В "Отрывках из путешествия Онегина" он применяет к себе словарь Шиллера-Жуковского:

Смирились вы, моей весны
Высокопарные мечтанья...
Но Пушкину знаком не только меланхолический Шиллер. В 1829 году он рисует пером портрет немецкого поэта как молодого человека - скорее автора "Разбойников" и гимна "К Радости", чем "Идеалов". Почти так же воспринимали Шиллера в кругу близких Пушкину московских "любомудров". Один из них, Д. Веневитинов, писал в 1827 году о Шиллере как о певце "пламенного, всегда необузданного восторга".16 Образ Шиллера, вечного юноши, романтика, в специфическом понимании романтизма как возвышенной, благородной мечтательности, все прочнее закрепляется в русской культуре. Русский романтизм, по меньшей мере на своем начальном этапе, при всех различиях между его основоположниками, Жуковским и редакцией "Московского вестника",17 многим обязан этому образу Шиллера-юноши.

Шиллер как "поэт юношества" (А. Герцен) становится одним из кумиров российской литературной молодежи 1830 - 1840-х годов. Едва ли не все русские поэты, прозаики и критики разных направлений, родившиеся в десятых годах XIX века, пережили в юности свой "шиллеровский период"


--------------------------------------------------------------------------------

15 См.: Веселовский Ю. Шиллер как вдохновитель русских писателей // Веселовский Ю. Литературные очерки. М., 1910. Т. 2. С. 7.

16 См.: Веневитинов Д. В. Избранное. М., 1956. С. 144.

17 "Эстетическая доктрина "Московского вестника" восходит к Шиллеру..." (Гинзбург Л. О лирике. С. 187).

стр. 9


--------------------------------------------------------------------------------

(как определил это состояние А. Герцен в первой части "Былого и дум"). Это относится, помимо Герцена, к Н. П. Огареву и И. С. Тургеневу, к Ф. И. Тютчеву, М. Ю. Лермонтову и В. Г. Белинскому, к Н. А. Некрасову, С. П. Шевыреву и братьям Достоевским. Даже желчный М. Е. Салтыков-Щедрин высоко ценил "Разбойников".

В повести Тургенева "Яков Пасынков" (1855) герой декламирует с восторгом:

Над нами
Небо с вечными звездами...
А над звездами их творец...
Этот отрывок стихотворного послания Ивана Козлова 1822 года "К другу В. А. Ж(уковскому)" оказывается парафразом стихов из шиллеровской "К Радости". Поэтический восторг тургеневского персонажа находит, таким образом, свое выражение с помощью слов Жуковского и Шиллера.18

На образ Якова Пасынкова Тургенев перенес некоторые черты своего наставника и кумира - В. Белинского. Нельзя сказать, что Белинский был неизменным поклонником Шиллера; он колебался в его оценках, но всегда принимал его близко к сердцу. В 1834 году свой дебют как критика - статью "Литературные мечтания (Элегия в прозе)" - Белинский озаглавил понятием, восходящим к "Идеалам" Шиллера и "Мечтам" Жуковского. После освобождения от гегельянского догматизма он заново пересмотрел свои представления о немецком поэте. Он стал говорить уже не о "призрачном мире Гофмана и Шиллера" (как в письме к Н. Станкевичу от 19 апреля 1839 года), а о том, что Шиллер равновелик Пушкину. Напомним об известном письме Белинского к В. Боткину от 4 октября 1840 года, где есть такие строки: "Да здравствует великий Шиллер, благородный адвокат человечества, яркая звезда спасения, эманципатор общества от кровавых предрассудков предания. Да здравствует разум, да скроется тьма! - как восклицал великий Пушкин!"19 А в рецензии 1841 года на стихотворения Лермонтова Белинский заметил, что "менее гетевской художественная, но более человечественная, гуманная поэзия Шиллера нашла себе больше отзыва в человечестве, чем поэзия Гете".20 На примере Шиллера Белинский показывает, что национальный гений должен "перестрадать болезнями общества". Шиллеровские произведения обладают "вечно юным и вечно развивающимся содержанием"21 - в этом значительное углубление представления о, так сказать, юношеских чертах поэзии Шиллера.

Хотя Белинский едва ли ставил Шиллера во главе всей литературы XIX века, как полагал в свое время А. И. Кирпичников, но критик действительно видел в творчестве этого поэта "намек на будущее Германии",22 имея в виду развитие гуманизма в немецкой культуре. Через множество лет мы можем теперь оценить степень предвидения Белинского, поскольку гимн "К Радости" на мелодию Бетховена стал в наше время гимном, выражающим идеалы Европейского Союза, в который входит Германия.


--------------------------------------------------------------------------------

18 См.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. 2-е изд., испр. и доп. М., 1980. Т. 5. С. 62.

19 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1956. Т. 11. С. 464.

20 Там же. Т. 4. С. 520. Белинский о Шиллере: "Тиберий Гракх нашего века" (Там же. Т. 12. С. 52).

21 См.: Там же. Т. 6. С. 122.

22 См.: Там же. С. 616. Ср.: Кирпичников А. И. Шиллер и его произведения // Собр. соч. Шиллера в переводе русских писателей / Под ред. С. А. Венгерова. С историко-литературными комментариями, эстампами и рисунками в тексте. СПб., 1900. Т. 1. С. III.

стр. 10


--------------------------------------------------------------------------------

Во второй половине 1840-х годов, в связи с революционным движением в Европе, ужесточается российская театральная цензура. Наложен запрет на все постановки "Разбойников". С 1848 года Шиллера вообще снимают с репертуара. Но читателям он по-прежнему доступен. Несколько раз переводится "Песнь о колоколе", в которой причудливо переплетены неприятие кровавых революций и отрицание деспотизма. Один из переводчиков - Петр Георгиевич принц Ольденбургский - выдает в свет целый томик своих переложений из Шиллера (1852). В "Отечественных записках" публикуется перевод (переводчик - М. М. Достоевский) глубокого и новаторского для своего времени трактата Шиллера "О наивной и сентиментальной поэзии", заложившего основы литературоведческого историзма. Он был положительно встречен "Журналом Министерства народного просвещения", рецензент которого заметил, что Шиллер-теоретик "не принадлежал к любителям абстракций".23

Начиная с 1830-х годов зародилась в России мысль о том, что следовало бы собрать русские переводы из Шиллера и издать их все вместе. Эта идея была впервые высказана, если мы не ошибаемся, в газете "Молва" за 1832 год (ч. 3, N 19, 4 марта, с. 73). Затем она появилась у рецензента "Отечественных записок", отметившего выход в свет в оригинале шиллеровских "Истории Тридцатилетней войны" и первой части драматической трилогии о Валленштейне, напечатанных в 1837 году в типографии Московского университета. Шиллер, как считает этот неназванный рецензент (Я. И. де Санглен?), "почти вполне" уже переведен на русский язык.24

Наконец подошел юбилей 1859 года - столетие со дня рождения Шиллера. На эту дату охотно откликнулась русская печать, особенно в Москве, провинциальной столице, не столь близкой к государеву оку. Немецкая община Москвы подарила, как известно, колокол городку Марбаху-на-Неккаре, родине поэта. Этот колокол звонит до сих пор. Московское Общество любителей российской словесности отметило юбилей торжественным заседанием, на котором произнес свою знаменитую речь проф. С. П. Шевырев, один из бывших романтических поэтов, овеянных поэзией Шиллера и Гете и философией Шеллинга. За несколько лет до Ф. М. Достоевского Шевырев, цитируя "Песнь о колоколе", говорил о том, что "русская словесность опередила другие литературы европейские в изъявлении сочувствий Шиллеру, и едва ли какой-нибудь другой поэт имел на нашу поэзию такое сильное влияние, как Шиллер".25

Шиллеровский юбилей способствовал осуществлению давнего пожелания русских почитателей поэта - изданию собрания его сочинений в русских переводах. Это предприятие возглавил упоминавшийся уже Н. В. Гербель (1827 - 1883), обрусевший потомок швейцарского архитектора, строившего петровский Петербург. Стихотворец и переводчик средней руки, но большой энтузиаст-просветитель, Гербель оказался прекрасным организатором издания.26 Он сумел привлечь к участию в предприятии многих поэтов и переводчиков (Л. Мей, Ф. Миллер, М. Михайлов и др.), которых захватила благородная идея - подготовить русское издание сочинений Шиллера, первое собрание сочинений иностранного поэта на русском языке.


--------------------------------------------------------------------------------

23 См.: Журнал Министерства народного просвещения. 1850. Ч. 67. Отд. VI. С. 21 - 22. Имеется в виду: Наивная и сентиментальная поэзия (Из Шиллера) // Отечественные записки. 1850. Т. 68. Отд. II. С. 93 - 114; Т. 69. Отд. II. С. 53 - 80.

24 См.: Там же. 1839. Т. 4. Отд. VII. С. 204.

25 Шевырев С. Речь в память о Шиллере. М., 1859. С. 2.

26 См.: Левин Ю. Д. Н. В. Гербель // Левин Ю. Д. Русские переводчики XIX в. и развитие художественного перевода / Отв. ред. А. В. Федоров. Л., 1985. С. 162 - 180.

стр. 11


--------------------------------------------------------------------------------

С 1857 по 1861 год Гербель издал Шиллера в девяти частях - от переводов поэзии до "Истории Тридцатилетней войны". Кроме названных участников, в издании сотрудничал известный переводчик Петр Вейнберг ("Гейне из Тамбова"), а также были помещены некоторые прежние переводы из Шиллера - среди них, разумеется, "Орлеанская дева" в переложении В. Жуковского. Вторым изданием эти сочинения Шиллера вышли в 1893 году в трех томах. Дело Николая Гербеля продолжил писатель и переводчик Семен Венгеров, издав обновленное "Собрание сочинений Шиллера в переводе русских писателей" в 1900 - 1902 годах (4 тома).

Гербелевское издание Шиллера было принято с восторгом, несмотря на неровное качество переводов. Н. Г. Чернышевский, который иронически относился к моде на сентиментально-романтическую "шиллеровщину", отдал должное труду Гербеля и его соратников. Он присоединился к мнению о том, что переводной Шиллер уже занял почетное место в русской словесности, благодаря своему "пламенному сочувствию всему, чем благороден и силен человек". Эта лексика у Чернышевского означала высокую оценку общественного, если не прямо революционного, воздействия произведений Шиллера. Рецензируя в журнале "Современник" за 1857 год издание Гербеля, он, в частности, писал: "Поэзия Шиллера как будто родная нам, а между тем у нас не было ни одного замечательного, оригинального поэта в этом роде. Произведения Шиллера были переводимы у нас - и этого довольно, чтобы мы считали Шиллера своим поэтом, участником в умственном развитии нашем. Чувство справедливой благодарности понуждает нас признаться, что этому немцу наше общество обязано более, нежели кому бы то ни было из наших лирических поэтов, кроме Пушкина".27 Позже Г. В. Плеханов будет объяснять отношение Чернышевского к Шиллеру тем, что последний умел облекать социальные идеи в "поэтическую одежду".28 Однако несмотря на свои взгляды на искусство сквозь призму революционности, Чернышевский был способен чувствовать поэзию саму по себе. "Лучшее в немецкой литературе - хорошие вещи Шиллера и Гете, - писал он сыну в 1881 году из вилюйской ссылки. - После них таких талантов у немцев еще не являлось".29

Почти в то же самое время, летом 1880 года, в Старой Руссе Ф. М. Достоевский читает детям "Разбойников", - может быть, по переводу своего брата Михаила, участника гербелевского издания. В юности, еще будучи кадетом Инженерного училища, Достоевский был страстно увлечен Шиллером и даже принялся сочинять драму о Марии Стюарт,30 а "Разбойников" он еще ребенком видел в театре с великим Павлом Мочаловым - Карлом Моором. Эти ранние шиллеровские впечатления действительно "всосались" в душу будущего писателя. В сороковых годах Достоевский стал уговаривать старшего брата взяться за перевод "Дон Карлоса". Перевод был опубликован в 1844 году в "Библиотеке для чтения", причем к работе приложил руку, по-видимому, и младший брат. А затем у братьев появилась мысль издать несколько томов переводов из Шиллера, - эта мысль, как мы знаем, витала в воздухе уже ряд лет. В ноябре 1845 года Достоевский писал брату: "Наш Шиллер пойдет на лад непременно. Белинский хвалит предприятие полного издания". И тут же высказывалось практическое соображение: "Я думаю,


--------------------------------------------------------------------------------

27 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. М., 1948. Т. 4. С. 505.

28 В книге 1910 года "Н. Г. Чернышевский" (см.: Плеханов Г. В. Литература и эстетика. М., 1958. Т. 1. С. 500).

29 Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. Т. 15. С. 323.

30 Впрочем, связь этого замысла с Шиллером не вполне ясна (см.: Гозенпуд А. А. Достоевский и музыкально-театральное искусство. Л., 1981. С. 43 - 49).

стр. 12


--------------------------------------------------------------------------------

со временем его можно выгодно продать, хоть Некрасову н(а)прим(е)р".31 Достоевский чутко ощущал потребность русских читателей в Шиллере.

Шиллеровские идеи, реминисценции, характеры героев сопровождают Достоевского на всем его творческом пути.32 Русского писателя объединяют с Шиллером такие проблемы и темы, как вопрос о том, может ли человек достигнуть счастья посредством преступления ("Разбойники", "Фиеско"), как противостояние братьев отцу и друг другу (те же "Разбойники", а также "Мессинская невеста"), как самоутверждение женщины (образы Луизы Миллер, Марии Стюарт, Иоанны д'Арк). И наконец, высшая точка сближения двух гениев - "Легенда о великом инквизиторе", в которой Достоевский совершенно по-своему развивает зловещий характер, созданный Шиллером в трагедии "Дон Карлос". В свое время Вяч. Иванов ("Борозды и межи", 1916) говорил, что в творчестве Достоевского "претворилась" шиллеровская "стихия". Суть ее состояла, на наш взгляд, в том, что немецкий поэт и мыслитель, точно так же как и Достоевский, ставил превыше всего человеческое достоинство, суверенную личность и требовал уважения к ней. Смирение, провозглашенное Достоевским в речи на открытии памятника Пушкину в Москве (1880), - это не смирение раба, а победа человека над собой. Именно это высокое трагическое смирение имел в виду Шиллер в "Резиньяции" и в образах Карла Моора, Марии Стюарт, Вильгельма Телля. Это явилось специфически российским развитием шиллеровской идеи "эстетического воспитания" в социально-психологическом направлении, но на одной и той же христианской основе. Известное нам по эскападе Ивана Карамазова и по стихотворению М. Цветаевой "О, слезы на глазах!" (1939) возвращение "билета" на земное счастье - это отзвук выраженного Шиллером в стихотворении "Резиньяция" протеста против трагизма бытия. Совершенно парадоксальным образом этот отказ от жизни ценою смерти (у Цветаевой так и сказано: "На твой безумный мир Ответ один - отказ") очищает душу читателя, укрепляет, а не разрушает ее. Это своего рода катарсис, перенесенный со сцены в литературу и оттуда - в жизнь.

В эпоху реформ Александра II цензурные запреты, наложенные на Шиллера в театре, значительно ослабели. Так, например, в Киеве начиная с сезона 1864 - 1865 годов разные труппы ставили его пьесы едва ли не ежегодно. В 1878 году там гастролирует М. Н. Ермолова (Мария Стюарт, Луиза в "Коварстве и любви"). Дебютом великой актрисы была Эмилия Галотти в одноименной трагедии Г. Э. Лессинга в московском Малом театре (1870), но через пару лет она уже регулярно играет в шиллеровских спектаклях. Ее подлинным триумфом стала заглавная роль в "Орлеанской деве"; при этом актрисе лишь с большим трудом удалось добиться разрешения поставить пьесу (премьеры в 1884 году в Петербурге, в 1893 году в Москве). Возможно, помехой служило также и то, что уже существовала опера П. И. Чайковского на этот сюжет (1881). По свидетельствам современников, Ермолова-Иоанна так захватывала театр своей игрой, что солдаты-статисты, изображавшие французов и англичан, устраивали на сцене настоящие потасовки. Ермолова прославилась именно как Иоанна, "плоть от плоти, кость от кости русская Жанна", как выразился историк театра.33 "Во всей всемирной исто-


--------------------------------------------------------------------------------

31 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 28. Кн. 1. С. 116.

32 Г. М. Фридлендер назвал Шиллера "литературным спутником Достоевского" (см.: Фридлендер Г. М. Реализм Достоевского. М.; Л., 1964. С. 281). См. также, например: Вил-монт Н. Н. Достоевский и Шиллер: Заметки русского германиста. 2-е изд. М., 1984; Альми И. Л. Идеологический комплекс "Преступления и наказания" и "Письма о Дон Карлосе" Ф. Шиллера //Достоевский: Материалы и исследования. СПб., 1996. Т. 13. С. 88 - 97.

33 См.: Дризен Н. В. К истории одного таланта. СПб., 1907. С. 22.

стр. 13


--------------------------------------------------------------------------------

рии, - писала актриса в одном из писем 1899 года, - нет образа чище и светлее Жанны д'Арк, и никто лучше Шиллера не понял ее".34

Еще одна опера на шиллеровский сюжет, которая ставилась в России еще с 1830-х годов под названием "Карл Смелый" с переделанным либретто, затем была запрещена и возобновилась в 1875 году под своим подлинным названием - это опера Дж. Россини "Вильгельм Телль".

Из других театральных событий конца XIX века, имеющих отношение к нашей теме, упомянем нашумевшие гастроли труппы из Мейнингена, которая привезла в Петербург в 1885 году и в обе столицы - в 1890 году репертуар Шекспира и Шиллера. Подчеркнутая историческая достоверность антуража, ансамблевая игра и четкая режиссура были тогда еще мало знакомы русскому театру и произвели сильное впечатление. Эти открытия были приняты во внимание, в частности в московском Художественном театре К. С. Станиславского, несмотря на то что театральный историзм воспринимался критикой и публикой подчас как излишние "романтические ходули" и не мог затмить то, что считалось на сцене главным - характер и злободневность, воплотившиеся в игре Ермоловой-Иоанны.35 Заметим, кстати, что актеры из Мейнингена привезли "Лагерь Валленштейна" из трилогии Шиллера, которая в русском переводе так и не увидела свет рампы.

Во второй половине XIX века закладываются в России начала академической литературной науки, и в ее рамках делает первые шаги отечественная германистика и шиллероведение как ее составная часть. Появляются очерк жизни Шиллера, написанный русско-немецким поэтом-переводчиком Августом Видертом (М., 1860), лекции фольклориста и историка литературы Ореста Миллера "Шиллер и его время" (помещены в "Журнале Министерства народного просвещения" за 1861 год), работа педагога И. Павского "Воспитательное значение произведений Шиллера" (в журнале "Педагогический музей", 1876, N 11), статья влиятельного публициста-народника Николая Михайловского "Записки профана. О Шиллере" ("Отечественные записки", 1876, N 4), продолжающая российскую традицию отношения к Шиллеру как к защитнику угнетенных. В 1875 году переводится трехтомный труд о Шиллере немецкого историка И. Шерра, причем в предисловии переводчика отмечено издание Н. Гербеля, обострившее внимание русской общественности к Шиллеру. В серии "История всемирной литературы" (1872, т. 4) А. Суворин издает иллюстрированную биографию Шиллера для юношества. В 1891 году в журнале "Вопросы философии и психологии" печатается лекция Петра Каленова "Учение Шиллера о красоте и эстетическом наслаждении". Отклики в печати вызвал перевод "Публичных лекций о Шиллере" немецкого философа Куно Фишера (М., 1890), изданный под редакцией крупных московских ученых - Николая Стороженко и Алексея Веселовского, и т. д. Добавим к этому краткому перечню популярную биографию немецкого поэта, составленную писательницей Марией Ватсон (Пб., 1892) для серии Флорентия Павленкова "Жизнь замечательных людей".

Между тем продолжалась борьба цензуры с Шиллером, шедшая с переменным успехом. В 1895 году для народных театров запретили "Коварство и любовь" по причине того, что там имеются "сопоставления правящих классов с бедным людом", как определил цензор, вполне разделявший, видимо, традиционное российское восприятие Шиллера как писателя социального. Тут же было цензором сделано ценное для историка театра приме-


--------------------------------------------------------------------------------

34 Письма М. Н. Ермоловой. М., 1939. С. 83.

35 См. отзыв П. П. Гнедича об игре "мейнингенцев" (Артист. 1890. Кн. 7. С. 90).

стр. 14


--------------------------------------------------------------------------------

чание о том, что "немногие переводные пьесы имели такой успех на столичных и провинциальных сценах, как названная трагедия".36

О степени популярности в России конца XIX века образа Шиллера и шиллеровских мотивов может свидетельствовать повесть А. П. Чехова "Дуэль" (1891), где писатель, вообще настроенный иронически в отношении немецкой классики, пародирует уже действительно "затасканный" и опошленный до степени клише мотив "Идеалов", кстати ярко подчеркнутый музыкой Чайковского в арии Ленского. "О, куда вы ушли, в каком море вы утонули, зачатки прекрасной, чистой жизни?" - патетически вопрошает в повести интеллигент Лаевский.

Элегические мотивы продолжали тем не менее жить в русской поэзии, легко вызывая ассоциации с Шиллером:

Отчего же день расцвета
Для меня печали день?
Отчего на праздник света
Я несу ночную тень?

С пробудившейся весною
Разлучен, в немой стране
Кто-то с тяжкою тоскою
Шепчет: вспомни обо мне!
Приведя эти строки Вл. Соловьева в отзыве о книге стихотворений философа, рецензент "Русского богатства" тотчас же вспомнил балладу Шиллера "Жалоба Цереры" в интерпретации Жуковского.37 Эти же самые мотивы можно было уловить и у других стихотворцев рубежа веков, например в поэме Дм. Мережковского "Будда". Отдаленные отголоски шиллеровской лирики слышались также в стихотворении К. Бальмонта "Тень от дыма" (1904), основной мотив которого происходит от Тютчева ("Как дымный столб светлеет в вышине!"), но также и от романа Тургенева "Дым", и от Жуковского, а в истоке он зародился, по-видимому, в балладе Шиллера "Торжество победителей".

Серебряный век не принес сколько-нибудь заметной регенерации "русского" Шиллера. Несмотря на неоромантические черты в эстетике русского декаданса, традиция "балладника" Жуковского не пользовалась спросом в литературных кругах, и еще менее - восприятие Шиллера в духе социального протеста. В работе Сергея Соловьева "На перевале" Шиллер и Гете противопоставлялись друг другу как "идеалист" и "символист". Предпочтение было отдано, конечно, второму.38

Шиллеровское наследие осмысляют в соответствии с идеями и настроениями эпохи. Вяч. Иванов в юбилейной статье "О Шиллере" (1905) предположил у немецкого поэта начало возрождения дионисийского культа в искусстве, сделав это, возможно, под влиянием Ницше, который в книге "Человеческое, слишком человеческое" утверждал, что Шиллер "омолодил" немцев. В книге "Толстой и Достоевский" Дм. Мережковский цитировал Шиллера, - правда, лишь попутно, так как занят был Достоевским. И все же тема Достоевского влекла за собою шиллеровские реминисценции. "Не мы судим Достоевского, - пишет Мережковский в статье 1906 года "Пророк русской революции". - Сама история совершает свой страшный суд


--------------------------------------------------------------------------------

36 Цит. по: Театральное наследство. М., 1956. С. 390 - 391.

37 См.: Русское богатство. 1900. N 10. С. 50. 2-я пагин. (вся рец. - С. 46 - 53).

38 См.: Весы. 1909. N 5. С. 54 - 55.

стр. 15


--------------------------------------------------------------------------------

над ним, так же как и над всей Россией... Суд над ним - над нами суд".39 Так осмысляется заново историософский афоризм Шиллера из "Резиньяции" "Die Weltgeschichte ist das Weltgericht" ("История - это и есть всемирный, или Страшный суд").

В новом, XX веке продолжалась просветительская работа по распространению сведений о Шиллере среди читателей России. Мы уже упоминали о Венгеровском издании сочинений поэта в 1900-х годах. Это издание вызвало широкий отклик - около двух десятков рецензий. Предисловие к нему написал проф. А. Н. Кирпичников, уделивший много внимания истории восприятия Шиллера в России, подкрепленной в IV томе этого издания первым библиографическим очерком русской шиллерианы (составитель - Н. Н. Бахтин). Любопытно свидетельство особого отношения россиян к Шиллеру на рубеже веков, в эпоху, когда в Европе и России усиливались националистические настроения. Кирпичников, в частности, пишет: "... подобно тому, как в глазах наших дедов и отцов только Лессинг, Гете, Шиллер и представители немецкой науки внушали уважение к политически бессильному немецкому народу, так после 1870 г. (т. е. после имперского объединения Германии. - Р. Д.) только вечно юные создания Шиллера... препятствуют многим из нас отнестись с огульным и, стало быть, несправедливым осуждением к национальному характеру седанских победителей".40

Очерк о Шиллере помещает в своей книге для средних учебных заведений "Светочи правды. Очерки и картины из жизни великих людей" (1903) писательница М. В. Ямщикова (псевдоним: Ал. Алтаев). Такого рода книжки "для семьи и школы" с пересказом сюжетов шиллеровских произведений и рассказами о жизни поэта выходят к 1905 году, столетию со дня его смерти. Как можно предположить, год первой русской революции не способствовал широкому проведению шиллеровских торжеств. Общество любителей российской словесности при Московском университете заслушало на специальном заседании речь Ю. А. Веселовского о Шиллере. Из этой речи, если отвлечься от некоторых юбилейных преувеличений, видно, что именно ценили тогда наши либерально настроенные соотечественники в наследии немецкого поэта. "Пусть в Германии... на все лады дебатируется вопрос о том, "жив ли Шиллер"... у нас едва ли может даже возникнуть подобный вопрос! - восклицает Юрий Веселовский. - Мы не только не "переросли" идеалов германского поэта, но в значительной степени еще не возвысились до них и не дожили до их перехода в реальную жизнь..."41

Если и был Шиллер где-то на самом деле "жив", то именно на российской сцене. Накануне и после революции 1905 года продолжалась борьба шиллеровского репертуара и государственной цензуры. В апреле 1905 года, в докладе на московском Литературно-художественном кружке, К. Станиславский сетовал на цензурные преследования драм Шиллера, в частности на запрет постановки "Вильгельма Телля" в Малом театре. Если удавалось обходить цензурные запреты, то актеров подстерегали другие опасности. Грузинская труппа Ладо Месхишвили, игравшая "Разбойников" в Закавказье в сезон 1904 - 1905 годов, вынуждена была спасаться от карателей бегством из Кутаиса в Тифлис. Иногда спектакли превращались в митинги. Во время постановки "Вильгельма Телля" в Киеве, осенью 1905 года, после


--------------------------------------------------------------------------------

39 Мережковский Д. С. Полн. собр. соч. СПб.; М., 1911. Т. 9. С. 177.

40 Собр. соч. Шиллера в переводе русских писателей. Т. 1. С. III. При Седане, в Арденнах, во время франко-прусской войны Франция потерпела поражение.

41 Веселовский Ю. Шиллер и современная Германия (К столетию со дня смерти поэта) // Вестник воспитания. 1905. N 4 (март). С. 172.

стр. 16


--------------------------------------------------------------------------------

реплики Фюрста в пятом акте: "Начало есть!" - зал кричал: "Верно!" Затем Фюрст говорил: "Но нет еще конца". Зал отзывался: "Будет!"42

Что касается таких крупных поэтов, как В. Брюсов и А. Блок, то первый умел мастерски стилизовать поэзию, воспроизводя шиллеровские мотивы В. Жуковского (стихотворение "К Деметре", 1904). Более интересно в этом отношении стихотворение Брюсова "Каменщик" (1901). Сравнение его с репликами другого каменщика в третьей сцене I действия "Вильгельма Телля" приоткрывает неявно выраженную революционную мысль этого стихотворения. "Сюда, ребята! - кричит у Шиллера человек, ломая стену цитадели Иго Ури. - Мы ее построили; мы сумеем и разрушить ее".43

В представлении Александра Блока Шиллер также опосредован Жуковским, который был, по словам "Автобиографии" Блока, его "первым вдохновителем".44 Мотивы стихотворений Шиллера "Томление" (в переложении Жуковского - "Желание") и "Странник" слышатся в раннем стихотворении Блока "Я стремлюсь к роскошной воле" (цикл "Ante lucem", 1898). Напевность Жуковского отождествляется со стилем Шиллера, поэтому, вероятно, Блок, читая в 1906 году "Происхождение трагедии из духа музыки" Ф. Ницше, выписывает оттуда место, где говорится о "музыкальном настроении" как творческом начале у Шиллера. Эта мысль поведет затем к блоковскому образу "музыки революции".

В послереволюционные годы А. Блок обратился к проблеме гуманизма Шиллера. Он ценил "шиллеровские заветы", но опасался за их сохранность в окружавшем его мире с неясным будущим. Шиллер и Гете для него - фигуры трагические. В статье "Крушение гуманизма" (1919) эта мысль была выражена в образах. "Я представил бы Шиллера в виде юноши, наклонившегося вперед и бестрепетно смотрящего в открывающуюся перед ним туманную бездну, - писал поэт. - Этот юноша стоит под сенью другой, громадной и загадочной фигуры - Гете, как бы отшатнувшейся в тени прошлого перед ослепительным видением будущего, которое он зоркими глазами провидит в туманной бездне. Оба одинаково близки нам сейчас".45

Блок принял участие в подготовке первых шиллеровских спектаклей в только что основанном в Петрограде Большом драматическом театре. Он составил и произнес вступления к спектаклям - "Дон Карл ос" (октябрь 1919 года, первый спектакль театра) и "Разбойники" (декабрь того же года). Для этой постановки он перевел две песни - Карла Моора и Амалии (тексты не сохранились). Обсуждая репертуар нового театра, Блок писал М. Ф. Андреевой в апреле 1919 года: "Я сказал бы так: "Разбойники" и "Орлеанская дева" звучат в воздухе, как весь Шиллер..."46

И действительно, Шиллер "звучал в воздухе" в годы революции. Гимн "К Радости" цитирует В. В. Розанов в "Апокалипсисе нашего времени" (1917 - 1918).47 "Всемирная история - это всемирный суд", - провозглашает С. Н. Булгаков, считая, правда, что цитирует Гегеля.48 В бурную эпоху исторического перелома Шиллер виделся певцом не только восставшего общества, но и бунтующей личности. Через двадцать лет Л. Я. Гинзбург пере-


--------------------------------------------------------------------------------

42 См.: Первая русская революция и театр. М., 1956. С. 228 - 232. См. также: Альтшуллер А., Цинкович В. Шиллер в России: Материалы к сценической истории // Театр. 1955. N 5. С. 143 - 145.

43 См. также: Либинзон З. Е. Валерий Брюсов и Фридрих Шиллер // Брюсовские чтения 1980 года. Ереван, 1983. С. 215 - 225.

44 Блок А. А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1963. Т. 7. С. 12.

45 Там же. Т. 6. С. 458.

46 Там же. Т. 8. С. 521.

47 См.: Розанов Вас. Опавшие листья. М., 1918. С. 496.

48 См.: Гулыга А. Русская идея и ее творцы. М., 2003. С. 276.

стр. 17


--------------------------------------------------------------------------------

даст это впечатление своей юности. "Оптимистический индивидуализм Шиллера, - напишет она в книге о Лермонтове, - это индивидуализм предреволюционного и революционного подъема".49

Шиллер продолжает громко звучать со сцены. Консервативный Александрийский, бывший императорский, театр ставит все-таки "Вильгельма Телля" через год после установления большевистской власти. А в сезон 1919 - 1920 годов в Народном доме на Петроградской стороне идет опера Россини на тот же сюжет.50 В Новгороде ставятся в это же время "Разбойники" и "Мария Стюарт". Литературным отражением общего увлечения Шиллером в революционной России является эпизод постановки "Коварства и любви" красноармейской самодеятельностью в романе К. Федина "Необыкновенное лето" (1947 - 1948).

Шиллера играли, конечно, и позже. Правда, в 1930 - 1940-х годах Шиллер едва ли мог быть частым и желанным гостем в советском театре. Жестокое время войн и репрессий противоречило его этике благородной защиты личности и его эстетике высокого и прекрасного. Так, в репертуаре московского Академического театра им. Маяковского на протяжении шестидесяти лет значится только один шиллеровский спектакль - "Мария Стюарт" (1941). Более богат в этом отношении репертуар советской сцены второй половины XX века. Из ряда спектаклей назовем здесь несколько. Это, например, - "Дон Карлос" в ленинградском ТЮЗе (1964), "Разбойники" в московском Малом театре (1969), "Мария Стюарт" во МХАТе (1974), "Коварство и любовь" в ленинградском Театре им. Ленсовета и в Большом драматическом театре (1990), балеты "Разбойники" М. Минкова (1982) и "Мария Стюарт" С. Слонимского (1984) в ленинградском Малом театре оперы и балета.

Тем не менее такого успеха, как в конце 1910-х и начале 1920-х годов, Шиллер на русской сцене уже никогда не имел.

Несколько иначе выглядела история изданий Шиллера в советское время. Несмотря на отдельные радикальные попытки отвергнуть наследие прошлого (статья А. Фадеева "Долой Шиллера!", 1931), Шиллер был признан классиком, приемлемым для читателей социалистического общества. В ленинградском издательстве "Academia" с 1936 года начинает выходить в восьми томах Собрание сочинений Шиллера под редакцией литературоведа-марксиста Франца Шиллера, впоследствии репрессированного. После смерти ученого, в 1955 году была издана его монография "Фр. Шиллер. Жизнь и творчество". Известный еще в предреволюционные годы критик Аркадий Горнфельд пишет о Шиллере вдумчивую статью.51 В 1940 году в Учпедгизе издается краткая биография поэта (автор - Е. Линднер). После Великой Отечественной войны в Москве предпринимается издание нового, семитомного Собрания шиллеровских сочинений (1955 - 1957, редакторы Н. Вильмонт и Р. Самарин).

Довольно большое пополнение русской шиллерианы принесли две даты, пришедшиеся на вторую половину 1950-х годов, - полтора века со дня смерти (1955) и двухсотлетие со дня рождения поэта (1959). Наряду с исследованиями немецких и других зарубежных славистов, которые изучали рецепцию наследия Шиллера в России (Г. Рааб, В. Дювель, Р. Фишер, Д. И. Чижевский и др.), появился ряд работ на эту тему и в Советском Сою-


--------------------------------------------------------------------------------

49 Гинзбург Л. Творческий путь Лермонтова. Л., 1940. С. 37.

50 См.: Генин Л. Е., Демченко К. С. Шиллер на сценах революционного Петрограда // Фридрих Шиллер: Статьи и материалы. М., 1966. С. 200 - 216.

51 См.: Горнфельд А. Г. Романы и романисты. М., 1930. С. 100 - 127.

стр. 18


--------------------------------------------------------------------------------

зе. Это, например, статья Р. М. Самарина "Шиллер в оценке передовой русской критики",52 обзор переводов из Шиллера на языки народов СССР, составленный Ю. Кондратьевой,53 юбилейная статья С. В. Тураева "Ф. Шиллер в России",54 книга Л. Я. Лозинской о Шиллере, изданная в 1960 году в серии "Жизнь замечательных людей", работа Л. Генина о "Коварстве и любви"55 и т. д. "Новые материалы о начале интереса к Шиллеру в русской литературе" подготовил тогда Ю. М. Лотман,56 а П. Н. Берков весной 1955 года выступил с докладом "Шиллер в России" в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) на заседании, посвященном юбилею поэта.57 Главным итогом юбилейных лет стал сборник "Фридрих Шиллер. Статьи и материалы", изданный Институтом мировой литературы в Москве в 1966 году под редакцией Р. М. Самарина и С. В. Тураева. В книгу вошли историко-литературные работы О. А. Смолян, А. В. Федорова, Т. П. Ден, И. Г. Птушкиной и других известных литературоведов, публикации новонайденных писем поэта, история переводов его произведений, а также воспоминания актеров о работах над шиллеровскими ролями. Разумеется, во многих других исследованиях - творчества Пушкина или Лермонтова, Тургенева или Достоевского (имеются в виду работы таких ученых, как М. П. Алексеев, Ю. Д. Левин, Г. М. Фридлендер, Б. Г. Реизов и др.) - затрагивались вопросы отношения русских и западных классиков к Шиллеру, поэтому поле отечественной шиллерианы XX века чрезвычайно широко.58 Добавим к приведенным сведениям, что в 1980 году в серии "Литературные памятники" появился новый перевод трилогии "Валленштейн", выполненный Н. А. Славятинским; в 1990 году в сборнике своих произведений "Пересаженные цветы" Ю. Кузнецов, вступив в соревнование с В. Жуковским, опубликовал новый перевод "Орлеанской девы"; в 1989 году С. В. Тураев подготовил "Избранное" Шиллера, а автор этих строк отважился в 2000 году составить для юных читателей сборник шиллеровской драматургии ("Разбойники", "Коварство и любовь" и "Димитрий").

Образ Шиллера остается в нашем сознании образом благородным и высоким, несмотря на некоторую его хрестоматийную застылость, подстерегающую всякий вообще образ литературного классика. Эта застылость часто вызывает желание сломать ее. В трагикомической повести Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки" (1968) алкоголик, приводя в пример гений Шиллера, пытается по-своему, не по-книжному, объяснить его творческую силу действием шампанского ("Пропустит один бокал - готов целый акт трагедии. Пропустит пять бокалов - готова целая трагедия в пяти актах"). Поэт Лев Друскин в "Сценах из жизни Бетховена" (1976) вкладывает в уста композитора патетический парафраз гимна "К Радости", обновляющий в отнюдь не склонном к человеколюбию XX веке шиллеровскую гуманистическую мысль:

Могучий Шиллер, подскажи слова: О Радость! Радость!
Мы, полные огня, вступаем

--------------------------------------------------------------------------------

52 Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. 1955. Т. 14. Вып. 2. С. 136 - 145.

53 Zeitschrift fur Slawistik. 1957. Bd. 7. H. 4. S. 586 - 594.

54 Культура и жизнь. 1959. N 11. С. 61 - 62.

55 Генин Л. Е. "Коварство и любовь" Шиллера как политическая драма // Литература и эстетика: Сб. статей. Л., 1960. С. 85 - 110.

56 Wissenschaftliche Zeitschrift der E. -M. -Arndt-Universitat Greifswald. GSR. 1958 - 1959. Jg. 8. Nr. 5 - 6. S. 419 - 434.

57 См.: Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз. 1955. Т. 14. Вып. 4. С. 400.

58 Попыткой начать обзор проблемы в целом стала монография автора этой статьи, изданная в немецком переводе Г. Леман-Карли: Danilevskij R. Ju. Schiller in der russischen Literatur: 18. Jh. - erste Halfte 19. Jhs. Dresden, 1998. 365 S. (Schriften zur Kultur der Slaven. N. F. der MAIRSK-Schriften. Bd. 1 (29) / Hrsg. von H. Rothe).

стр. 19


--------------------------------------------------------------------------------
В святилище твое. Подобно солнцам,
Летящим в ослепительном просторе,
Друзья и братья следуют за нами.
О радость, ты сроднила миллионы,
И люди станут братьями повсюду,
Где веет нежное твое крыло.
В отличие от представления немцев о Ф. Шиллере как о национальном поэте, в русской традиции он воспринимался прежде всего как поэт социальный. Образ Шиллера - исторического оптимиста (хотя в течение своей жизни Шиллер был им не всегда), возвышенного певца свободы и красоты, благородного защитника справедливости и человеческого достоинства и вместе с тем поэта, лирические и сценические герои которого отмечены печатью глубокого, иногда отчаянного трагизма, - этот двойственный образ продолжает вот уже третий век жить в русской культуре.

стр. 20

Опубликовано 19 февраля 2008 года





Полная версия публикации №1203429249

© Literary.RU

Главная РУССКИЙ ОБРАЗ ФРИДРИХА ШИЛЛЕРА. К ДВУХСОТЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ ПОЭТА

При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!



Проект для детей старше 12 лет International Library Network Реклама на сайте библиотеки