LITERARY.RU → РУССКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ: ФОЛЬКЛОРНАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИИ → Версия для печати
Готовая ссылка для списка литературы
РУССКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ: ФОЛЬКЛОРНАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИИ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 24 ноября 2007. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1195908689&archive=1195938592 (дата обращения: 18.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
РУССКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ: ФОЛЬКЛОРНАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИИ // Москва: Портал "О литературе", LITERARY.RU. Дата обновления: 24 ноября 2007. URL: https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1195908689&archive=1195938592 (дата обращения: 18.04.2024).
По ГОСТу РФ (ГОСТ 7.0.5—2008, "Библиографическая ссылка"):
публикация №1195908689, версия для печати
РУССКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ: ФОЛЬКЛОРНАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИИ
Дата публикации: 24 ноября 2007 |
|
В Финляндии вышла в свет монография В. В. Головина "Русская колыбельная песня в фольклоре и литературе". Изучение колыбельной песни в отечественной фольклористике имеет уже достаточно большую традицию. К этому жанру обращались такие известные специалисты по детскому фольклору, как Г. С. Виноградов, О. И. Капица, Н. М. Элиаш, в последние десятилетия - В. П. Аникин, М. Н. Мельников, А. Н. Мартынова. Тем не менее, несмотря на то что колыбельная как жанр давно осмыслена наукой, книга В. В. Головина во многом оказывается свежей, оригинальной и по своей основной концепции, и по методологическим подходам к данному явлению устной поэзии. Следуя лучшим традициям российской фольклористики, автор рассматривает колыбельную песню не просто как вербальный текст, а как текст фольклорно-этнографический. Колыбельная песня актуализирует заложенные в ней смыслы не внутри самой себя, а через подключение к традиции, заявляет ученый. Для понимания колыбельной одинаково важными оказываются и процесс создания ("строительства") зыбки, и понимание ритуально-мифологического значения очепа, на котором висит люлька, и сам акт качания ребенка, и соседствующая рядом с песней традиция заговоров и оберегов, и многие другие аспекты народной культуры. Принципиально важным является положение автора о том, что текстовой единицей в колыбельной является не сюжет, а мотив. Начало исполнения песни не подразумевает конкретного сюжетного завершения. Колыбельная будет закончена только тогда, когда ребенок заснет. Поэтому отдельные мотивы свободно нанизываются на один или несколько напевов, прерываемых в "сценарии" укачивания прозаическими вставками, угрозами, сказочками и т. д. В. В. Головин называет 21 мотив: изгнание вредителя; призыв успокоителя; призыв охранителя; пугание-предупреждение; одаривание; сон-рост; "все спят, и ты спи"; призыв-отгон смерти; убийство и заклание животных и т. д. Вполне вероятно, что в дальнейшем уточнится и количество самих мотивов, и их состав. Но правильность самого исследовательского направления - изучение колыбельной песни через определенный набор мотивов - вряд ли, на наш взгляд, будет поставлена под сомнение. Не менее значимыми для понимания сущности колыбельной являются рассуждения В. В. Головина о функциях этого жанра. Цель песни, по мысли автора, из младенца, находящегося в "переходном" состоянии, еще не включенного в мир традиции, сделать Homo traditionalis. Функции колыбельной песни определяются "переходным" состоянием адресата (ребенка). В. В. Головин вслед за другими исследователями выделяет функцию усыпления. Полнообъемно в работе рассмотрена охранительная функция, направленная на "защиту" ребенка от сил потустороннего мира. Впервые в нашей науке формулируется прогностическая функция колыбельной. "Переходное" состояние ребенка позволяет программировать его будущее: "как спою, так и будет". В нанизывании мотивов колыбельной песни наиболее часто реализуется следующая схема: изгнание вредителя (призыв успокоителя; призыв охранителя; утверждение сна) + формула сна-роста ("Будешь спать по ночам, Будешь рость по часам") + мотив благополучного будущего ("Будешь в золоте ходить, Чисто серебро носить"), Колыбельная песня прогнозирует идеальный образ человека-крестьянина: живущего в достатке, умелого работника, семейного, боголюбивого, будущего кормильца родителей. Формулируется В. В. Головиным также эпистемологическая функция, которая, по мысли автора, много шире и глубже педагогической, выделенной в свое время другими исследователями. Посредством песни взрослый член общества транслирует адресату-младенцу определенные культурные представления: о "своем" и "чужом" пространстве ("Не ложись на краю "); о семье и родных и т. д. Вслед за своими предшественниками, уже достаточно подробно описавшими персонажное поле колыбельной, В. В. Головин уточняет классификацию героев песни. Он выделяет четыре ряда персонажей: божественный; человеческий; животный; мифологический. Среди мифологических образов рассматриваются вредители (Бука, Бабай) и помощники ("усыпители") (Угомон, Сон, Дрема). Беглое реферирование фольклористической части книги В. В. Головина показывает, что исследователь коснулся почти всех основ- -------------------------------------------------------------------------------- * Головин В. В. Русская колыбельная песня в фольклоре и литературе. Abo Akademi University Press, 2000. 451 с. стр. 206 -------------------------------------------------------------------------------- ных проблем, связанных с жанром колыбельной песни. Однако ряд аспектов остается вне поля зрения автора. Укажем на некоторые из них. Колыбельная песня принадлежит к немногим видам традиционного крестьянского фольклора, который продолжает достаточно активно функционировать и в наши дни. У собирателей устной словесности пока еще есть уникальные возможности, имея в виду весь спектр проблем, связанных с этим жанром, применить к нему самые современные методики записи. Мы имеем в виду прежде всего постановку различного рода экспериментов в сфере фиксации текста колыбельной песни. Это запись от одних и тех же исполнительниц через разные промежутки времени (год, неделя, день); опрос многодетных женщин и имевших только одного ребенка; работа с песельницами, которым довелось нянчить своих внучат, и лишенными этой возможности вследствие того, что их семейные дети живут вдали от них; фиксация текста при реальном убаюкивании ребенка и в условных ситуациях общения с фольклористом; запись колыбельных от девочек-подростков, которым приходится нянчиться с младшими братьями и сестрами; наблюдения за играми девочек со своими куклами и т. д. Современные технические средства позволяют даже вести скрытую запись, когда женщина-няня не знает, что является объектом наблюдения со стороны фольклористов. Кстати, В. В. Головину принадлежит уникальная публикация ситуации убаюкивания, зафиксированной именно таким способом. 1 Постановка различного рода экспериментов в записи "взрослой" песенной лирики (жанра с принципиально "пониженным" импровизационным зарядом) дает богатую пищу для размышления над спецификой бытования фольклорного текста. 2 Не сомневаемся, что колыбельная песня с ее импровизационным характером имеет еще больше перспектив в изучении ее в данном направлении. Далее. Наукой остается совершенно неисследованной проблема региональной специфики жанра. Мы не знаем, имеются или нет значимые различия (на уровне мотивов, персонажного поля и т. д.) в колыбельной песне Русского Севера, юга России, Поволжья или Сибири. В. В. Головин в своей работе активно использует тихвинско- новгородский материал, собранный им в многочисленных экспедициях, однако своеобразие этого материала на фоне какого-либо другого региона остается за рамками рецензируемого исследования. Автора интересует русская колыбельная песня как таковая, а не колыбельная Тихвинского края. Естественно задаться также вопросом о том, насколько проницаем жанр колыбельных для иноэтнического влияния в местах контактного проживания русского населения с другими народами. Вслед за этим возникает также проблема национальной специфики колыбельных песен у разных славянских народов и шире - неславянских. Существуют также перспективы в изучении персонажного поля колыбельной песни. Мифологический образ Дремы, казалось бы. достаточно полно рассмотренный в работе В. В. Головина, остается все- таки прокомментирован не во всех его ипостасях. Так, остается неясным соотношение Дремы колыбельной песни и Дремы посиделочной игры (см. пермские варианты: "Сидит Дрема, сам он дремлет / Пора, Дрема, пробуждаться / Смотри, Дрема, по девицам / Бери, Дрема, кого хочешь / Трепли, Дрема, до охоты / Целуй, Дрема, до любви"), Образ Дремы в посиделочных песнях, как и в колыбельных, вполне персонифицирован: он сидит, дремлет, пробуждается, его побуждают целовать девушек. В то же время поцелуйная концовка посиделочных песен определяет их брачную, отнюдь не детскую, нацеленную на усыпление, телеологию. В контексте рассуждений о "переходном" состоянии ребенка исследователем анализируются и так называемые "смертные" колыбельные песни (песни с пожеланием смерти ребенку), которым посвящена довольно большая исследовательская литература. По мнению В. В. Головина, эти песни следует рассматривать как инициирующий акт. Как во время сна происходит рост ребенка (его превращение в Homo traditionalis), так и во время пропевания "смертной" песни по логике традиционного сознания должно происходить преображение младенца (ср. известное мифологическое представление "сон - смерть"). Без сомнения, такое прочтение "смертных" песен имеет право на существование и имеет перспективы в понимании этой группы колыбельных. Однако, на наш взгляд, необходимо помнить, что содержание колыбельных песен (как и любого другого жанра) определяется не только архаичными ритуально-мифологическими представлениями, но и актуальным (сегодняшним) смыслом. Думается, что в понимании "смертных" песен важным может оказаться комментарий исполнительниц: как они сами понимают эти песни. К сожалению, этот аспект колыбельных в работе В. В. Головина, у которого, повторяем еще раз, богатый экспедиционный опыт, не нашел освещения. Позволим себе сделать еще некоторые замечания по фольклористической части исследования. Чтение книги В. В. Головина, насыщенной многочисленными выразительными цитатами колыбельных песен, заставляет в очередной раз задуматься над некоторыми эдиционно-текстологическими проблемами фольклористики. Общеизвестно, что фольклорный текст публикуется (цитируется) зачастую крайне небрежно. В. В. Головину, к сожалению, не удалось полностью нарушить эту не самую лучшую традицию отечественной фольклористики. Не всегда -------------------------------------------------------------------------------- 1 Убаюкивания Клавдии Фоминичны Петровой / Публ. В. В. Головина // Живая старина. 1999. N 1.С. 16-18. 2 См., например, кандидатскую диссертацию Е. В. Миненок "Текстология русской народной необрядовой песни (аспекты комплексного подхода)" (М., 1998). стр. 207 -------------------------------------------------------------------------------- в его книге в колыбельных песнях выделено обращение; не везде проставлена запятая, маркирующая конец стиха (см., например, тексты на с. 396). Есть просчеты и более принципиального порядка. Так, уж коли мы рассматриваем Буку, Бабая, Угомона, Сон и Дрему как персонифицированные мифологические образы, то их необходимо давать с большой буквы не только в системе исследовательских рассуждений, но и во всех цитируемых текстах (ср., например, написание Буки в цитатах на с. 215 и 219). Вряд ли ссылка на то, что автор придерживается публикации своих предшественников, является оправданием подобных разноречий. Вторая половина книги В. В. Головина посвящена литературным колыбельным. Если в изучении фольклорной песни у исследователя был целый ряд талантливых предшественников, то литературная колыбельная как особый пласт никем до В. В. Головина никогда не выделялась в русской поэзии. Имеются лишь отдельные работы комментаторского характера, в основном к стихотворениям М. Ю. Лермонтова и Н. А. Некрасова. В. В. Головиным же собрана весомая библиография литературных произведений этого рода - 500 текстов, начиная от "Колыбельной песенки, которую поет Анюта, качая свою куклу" А. С. Шишкова (1773) и заканчивая современными поэтами (И. Бродский, Е. Мнацаканова и др.). Можно сказать, что автором рецензируемой монографии совершено открытие целого жанра русской поэзии, незаслуженно обойденного исследовательским вниманием. В книге В. В. Головина подробно проанализирован репертуар мотивов литературной колыбельной. Поэтическая традиция оказывается избирательной. Она заимствует из фольклора мотивы изгнания вредителя, призыва успокоителя, призыва охранителя, пугания, сна- роста, "все спят, и ты спи" и т. д., но избегает ряда других традиционных мотивов (купание-обмывание, заклание животного и т. д.), "поскольку их семантика может быть восстановлена только в ритуально- мифологическом контексте, которого поэтическая традиция, естественно, лишена" (с. 295). В книге особо акцентируется внимание на трансформации традиционных мотивов в литературном пространстве и на возникновении там новых мотивов. Так, в поэтической традиции в мотиве "призыва успокоителя" вместо обычных для фольклора голубей появляется соловей (Л. Мей) или даже ветер (А. Н. Майков), а в произведениях советского времени охранителем убаюкиваемого ребенка вместо Ангелов и Богородицы стал его отец-летчик, бьющий фашистов (Б. Кедрин). В монографии В. В. Головина сквозь призму фольклорной традиции полновесно проанализированы многие стихотворения поэтов, чье творчество лишь недавно вошло в сферу внимания отечественного литературоведения: "Жуткая колыбельная" и "Лунная колыбельная" Ф. Сологуба, "Зимняя колыбельная" и "Вечерняя колыбельная" С. Городецкого, "Наташе" А. Ремизова, "О том, как Клим Петрович сочинил научно-фантастическую колыбельную, укачивая своего племянника - Семена, Клавкиного сына" А. Галича, "Колыбельная" и "Колыбельная Трескового мыса" И. Бродского и др. Несомненно, без обращения к книге В. В. Головина литературоведам, занимающимся творчеством этих авторов, будут понятны отнюдь не все страницы их поэзии. Исследователем найдены новые повороты и в осмыслении классических стихов А. С. Пушкина ("Сказки. Noel"), М. Ю. Лермонтова ("Казачья колыбельная песня"), А. А. Фета ("Колыбельная песня сердцу"), Н. А. Некрасова ("Баюшки-баю"), А. Н. Майкова ("Колыбельная песня"), А. К. Толстого ("Усни, печальный друг, уже с грядущей мукой...") и др. Как уже говорилось, из монографии В. В. Головина следует, что в его поле зрения находится 500 текстов литературных колыбельных. Естественно, что отнюдь не все они проанализированы в его книге. Приходится только пожалеть, что автор не приводит полной библиографии этого литературного явления, впервые им осмысленного. Подобный список, данный в приложении и систематизированный в хронологическом порядке, без сомнения, смог бы стать дополнительным импульсом к включению этого жанра в сферу российского литературоведения. Монография В. В. Головина принадлежит к бесспорным удачам отечественной гуманитарной мысли. Эта книга, мы уверены, будет с интересом воспринята и этнографами, и фольклористами, и литературоведами. стр. 208 Опубликовано 24 ноября 2007 года Полная версия публикации №1195908689 → © Literary.RU Главная → РУССКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ: ФОЛЬКЛОРНАЯ И ЛИТЕРАТУРНАЯ ТРАДИЦИИ При перепечатке индексируемая активная ссылка на LITERARY.RU обязательна!
|
|